Джефф Монсон о турнире «Гранд Панчер» и своей карьере

28 июля в Санкт-Петербурге в фитнес клубе «Лидер Спорт» состоится чемпионат по силе удара и Супер-Кубок «Гранд Панчер». В преддверии этого турнира известный американский боец MMA Джефф Монсон дал интервью Павлу Бадырову, в котором выразил мысли не только о предстоящем турнире, но и подробно рассказал о своей карьере.

— Спасибо, я ценю то, что я здесь нахожусь, что я снова в России, это всегда приятно.

— Джефф, а как ты пришел в ММА?

— Когда я был маленьким, я начал заниматься футболом и бейсболом - это были два моих любимых вида спорта. Я играл летом и во время учебного года. На самом деле у меня никогда не получалось очень хорошо, до тех пор пока мне не исполнилось примерно 15-16 лет, тогда у меня начало получаться намного лучше. Я занимался все время. В то время я стал относиться серьёзно к спорту, а потом я перешёл в борьбу. После этого я забыл о футболе и бейсболе, я хотел только бороться, мне это очень нравилось. В колледже я тоже боролся, и уже через борьбу я перешёл к состязаниям по панкратиону, к ММА. Так что в ММА я пришел из моего борцовского прошлого. Но знаете, с детства футбол и бейсбол были моей первой любовью, я всегда любил спорт, любил соревноваться,  мне нравится адреналин соревнований, общение с людьми из этого же вида спорта.

— Что привело тебя в борьбу? У нас многие мальчишки начинают заниматься единоборствами, потому что хотят научиться постоять за себя. В Америке такой мотив актуален?

— Причина, по которой я пришёл в борьбу, заключалась в том, что у меня был печальный опыт в бейсболе и футболе, связанный с интригами. Знаете, тренера были знакомы с чьими-то родителями, родителями других детей, поэтому эти дети становились любимчиками. То есть дело было не в победе и соревнованиях, а в интригах. Были любимчики, люди в определённом положении, не заслуживающие такого отношения, что-то в этом роде. Я просто не хотел больше быть вовлеченным в это, это задевало мою честь. Тренера и родители хотели контролировать то, что происходило на поле, в борьбе же если бы борешься с лучшим соперником в этом весе, если ты борешься, то.. то ты просто борешься. Ты соревнуешься только со своим соперником, больше никого нет - никаких товарищей по команде, некого винить,  не откуда ждать помощи, здесь только ты и соперник,  всё зависит только от тебя,  от того, как тяжело ты работаешь, как сильно ты этого хочешь, от того, как ты не хочешь проиграть - ни тренеров,  ни родителей, никого, кроме тебя самого. Вот что я люблю в этом и что привело меня в борьбу.

— То есть мотива научиться постоять за себя у тебя не было?

— Я думаю, это все-таки началось, как способ научиться постоять за себя и быть сильным,  просто быть личностью, уметь полагаться на себя. Вся ответственность лежит на тебе, тренировки и всё прочее, хочешь ли ты проиграть, как хорошо ты занимаешься, и ты можешь видеть свой прогресс, основанный на том, какие усилия ты вкладываешь в тренировки. Поэтому я вырос, полюбив этот спорт, это был мой способ выразить себя и на самом деле я люблю соревноваться, я люблю чувство, когда берешь кого-то в захват, чувство своей силы, превосходства, люблю использовать свою технику, силу, (поэтому, кстати, я стал поднимать веса), это стало стилем жизни.

— А почему ты перешел из борьбы в ММА?

— Причина, по которой я перешёл в ММА из борьбы, заключалась в практике. Я пытался пройти отборочные соревнования на Олимпийские игры, быть по крайней мере 5-ым или 6-ым среди борцов США, поехать на отборочные соревнования для Олимпийских игр, или просто иметь такой опыт. Но после университета я получил свой диплом магистра психологии и вернулся обратно в Сиэтл, а там нет борьбы, нет хорошей секции борьбы, нет хороших борцов кроме парней, только закончивших школу, или школьников старших классов, которые занимались этим только для удовольствия. Поэтому я не мог участвовать в хороших соревнованиях, и когда я поехал на отборочные соревнования для Олимпийских игр, на U.S. Open, я боролся с ребятами, которые были на Олимпийских тренировках, они окружали тебя повсюду и, не смотря на то, что я достаточно усердно работал, чтобы приблизиться к цели, и было несколько раз, когда я был всего в одной схватке до достижения цели, мне никогда не удавалось прыгнуть выше головы.

В то же время, в области, где я жил, ММА и состязания по пакратиону становились действительно популярными. У нас были Джош Барнетт, Ренди Кутюр, Мэтт Линдланд, Чел Сонен – благодаря занятиям борьбой я знал всех этих ребят, потому что все они были из борьбы. Затем они начали заниматься боями, и это казалось мне следующей логичной вещью. Я обнаружил у себя некоторый талант в этом, несмотря на то, что я никогда не дрался до этого, борцовская подготовка дала мне большое преимущество.

— Насколько сложным был переход из борьбы в ММА?

— Поначалу я был напуган при переходе в ММА, но я не думаю, что я боялся получить травму, я просто боялся драться, потому что я никогда по-настоящему не дрался со времен, когда я был ребенком. Поэтому, когда кто-то тебя бьет и пинает, это было страшно… Я привык бороться, валить соперника вниз, пытаться придавить его, но когда меня в ответ били, было не по себе… Я помню свой самый первый бой, любительский бой, я ходил вдоль ринга, я подошёл и он выписал мне сильный удар кулаком, он ударил меня сюда и он выбил мою капу прямо в толпу и это было просто «О, вау, я дерусь!» и помню эту мысль «Ооо!» и потом мне нужно было пытался свалить его вниз. Это совсем по-другому, знаете, адреналина было действительно много, но определенно была тревога от того, что кто-то действительно пытается тебя травмировать.

— Ты был хулиганом в детстве?

— Будучи ребенком, я не был драчуном, я был кем-то вроде маленького привереды. Мой отец умер, когда мне было два года, поэтому, когда я был маленьким, мне кажется, я был немного избалован. Моя мама, моя семья и все прочие уделяли мне много внимания. Вы знаете, мой дядя  жалел меня из-за того, что у меня умер отец, и я думаю, я стал избалованным привередой. Уже позднее я изменился, но когда я был маленьким, я был чуть-чуть избалован, и мне пришлось учиться быть самостоятельным, когда я стал старше.

— Какие твои лучшие достижения в борьбе?

— Я выиграл чемпионат по греко-римской борьбе в старших классах, я ездил на национальные соревнования несколько раз и выиграл конференцию Pac-10 по борьбе, я был в списках топ-12 в U.S.Open несколько раз. Но я всегда был в одной схватке от того, чтобы быть лучшим в Америке, в одной схватке от прохождения отборочных соревнований на Олимпийские игры, в одной схватке от того, чтобы делать то, что я действительно хотел делать. Я думаю, этот факт стимулировал меня, я не был доволен собой, и разочарование и желание того, чтобы я мог сделать лучше - это то, что не давало мне сдаваться и после колледжа попробовать ММА или что-нибудь другое, пытаться стать настолько успешным, насколько это возможно, а не быть просто довольно хорошим.

— Ты сейчас продолжаешь выступать в греплинге?

— Да, я выступаю в греплинге. Я наслаждаюсь боями, но я действительно получаю удовольствие от греплинга. Это больше олицетворяет то, кем я являюсь - просто брать в захват… мне это нравится. Я обожаю соперничать в этом, я наслаждаюсь этим больше, чем чем-либо другим.

— А что тебе нравится больше, греплинг или ММА?

— Греплинг мне нравится больше, чем ММА.

— Для того, чтобы перейти из борьбы в ММА тебе пришлось много работать?

— Да, я много учился, я мог тренироваться  с Мэттом Хьюмом, Джошем Барнетом, у многих других великих чемпионов, я выучил у них много хороших техник. Также у меня была возможность тренироваться у Рэнди Кутюра, Мэтта Линдленда, у этих ребят я выучил ещё больше техники, в конце концов я смог поехать в Американ Топ Тим, где мы видели самых лучших учителей джиу-джитсу в мире, то есть я тренировал различные техники и разные вещи и поэтому я брал у каждого из них то, что мне нравилось больше всего, и что подходило для моего типа телосложения и особенностей моей индивидуальности и техник, которые я люблю делать. Я взял лучшее из всех тех техник и вложил их в свой стиль.

— Что тебе нравится делать в бою?

— Техники сабмишн, удушения и болевые на руки, такого рода вещи из джиу-джитсу возможно больше подходят моей индивидуальности. Просто завалить на землю, и чувствовать то давление, которое я на них направляю, чувствовать свою силу, держа их снизу, делая так, что они не могут двигаться, брать их в захват, заставлять их подчиняться – это лучшее для меня, не именно для типа телосложения, а я просто наслаждаюсь этим. Некоторым нравится бить, а мне нравится чувствовать, что я контролирую кого-то, хватаю их, силой валю вниз, скучиваю их в такие позиции, в каких они не хотят быть. Это то, что я люблю.

— Что является самым важным качеством для бойца? Техника, сила, скорость, выносливость?

— Безусловно, выносливость, безусловно. Потому что неважно, какая у тебя техника, ты будешь лучше в стойке, лучше в джиу-джитсу, ты очень сильный, но если ты не можешь применить это на протяжении боя, то ты ничто. Ты только хорош на несколько минут, и кто-то просто подождет, пока ты выдохнешься, и потом, если ты не можешь использовать свою технику на протяжении всего боя, потому что ты устал, то никакая из этих техник или силы не будут значить ничего. Поэтому, я бы сказал, что ты должен обладать выносливостью прежде, чем чем-либо другим.

— А как ты работаешь над развитием выносливости?

— Я много тренируюсь, много занимаюсь джиу-джитсу, борьбой, это вырабатывает мою выносливость. Но мне нравятся и нетрадиционные виды тренировок – я переворачиваю шины, я толкаю машины, тяну шины и тяну машины. Это тренирует силовую выносливость, потому что вам нужно делать это 30 секунд или 45 секунд, а ваши мышцы начинают гореть уже после 10-15 секунд, и ты продолжаешь или берешь небольшую передышку, а потом снова это делаешь. Кажется, это лучше всего работает не только для формирования выносливости, но и силовой выносливости, потому что ты толкаешь и поднимаешь очень тяжелые вещи.

— Это что-то вроде кросс-тренинга?

— Да, это что-то вроде кросс-тренинга.  Я бы назвал это типа самый сильный человек в мире поднимает… но это больше как бы... вот ты тянешь или толкаешь грузовик, машину, бьешь ногами шины, но не на протяжении одного подхода - через несколько минут мы делаем это снова, после делаем снова, и это просто взрывает твои лёгкие, взрывает твои ноги, и ты получаешь такую силу! Знаете, когда дерешься, ты можешь быть сильным на первой минуте, но на 15-ой минуте ты можешь иметь такую же силу, ну или близкой к той силе в начале. Вау! И это большая разница.

— А как ты работаешь с железом?

— Я много переключаюсь с одного вида тренировок на другой. Я поднимаю большие веса на небольшое количество повторов, может быть 5 повторов, постоянно увеличивая веса, а потом, как я сказал, я делаю упражнения на выносливость тоже. Например, у нас есть шина, мы привязываем её веревкой, и затем я тащу её, затем тяну её, после толкаю, делаю взрывные подъемы с весом, взрывные тяги с весом, взрывные прыжки с весом - все такие вещи, которые просто добавляют стойкости, стойкости и стойкости. И в то же время я иногда делаю немного повторов, иногда много повторов. Я думаю это шок для мышц, и это делает их сильными и выносливыми, потому что это не одна и та же работа, это каждый раз что-то новое. Это также хорошо и для моей ментальной деятельности, потому что это изменения, и это хорошо для моих мышц и моего тела – это что-то новое каждый раз, и я не могу к чему-либо привыкнуть.

— А что ты скажешь о важности характера, духе бойца?

— Я думаю, что это образ мышления. Контроль – это всё. Люди называют это по-разному – дух, сердце, психическая устойчивость, все похожие вещи. Знаешь, когда ты идёшь на бой, почти у каждого в его сердце есть настрой сильно стараться, настолько, насколько возможно. Типа вперед-вперед-вперед! Но сколько людей имеют силу и силу воли тренироваться три месяца или на протяжении годов до этого боя? Сто процентов тренировки-тренировки-тренировки – тяжело, ты устал, но тебе всё равно нужно тренироваться. У тебя травма, но тебе всё равно надо тренироваться- тренироваться- тренироваться и готовить себя, чтобы выиграть бой. Для меня это то, что тебе нужно чтобы быть успешным, это то, что отличает просто хороших парней, от великих парней, от чемпионов. Когда ты идёшь на бой, ты конечно будешь сильно стараться – все смотрят на тебя, у тебя адреналин, ты будешь сильно стараться. Но что насчет того, когда ты дома, сидишь на диване, и пришло время тренироваться, а ты устал и что-то воде этого, или может у тебя болит колено. И ты все равно встаешь и идёшь на тренировку. Это разница между чемпионами и людьми, которые чемпионами не являются.

— У тебя есть нелюбимое упражнение?

— Да. Я не люблю толкать машины, потому что я знаю, что мне станет плохо, часто меня тошнит, потому что это так трудно, вся кровь устремляется в ноги и тебя начинает тошнить, а я ненавижу это чувство, когда тошнит. Поэтому, если я делаю это упражнение длительное время, дольше 30 секунд - 45 секунд или 1 минуту, меня начинает тошнить, а я этого не люблю.

— У нас в России, большая часть бойцов старается попасть в Америку и проводить бои там. Потому что там больше денег и лучше перспективы. Ты же любишь выступать в России. Почему?

— Здесь есть люди, которые действительно любят тебя, и ты знаешь о своих фанатах, тех, которые относятся хорошо к тому, где бы ты ни дрался.

Знаете, иногда неважно, что ты делаешь, где ты дерёшься, насколько хорошо дерешься, найдутся люди, которым ты не нравишься, которые не хотят, чтобы ты был успешным. И я думаю, это есть в каждом виде спорта, в каждой пересекающей области. Бывает по-разному.

А в России у меня много поклонников, друзей, людей, с которыми мне нравится встретиться и поговорить. Вот с тобой, например. (улыбается) Я чувствую себя здесь как дома. Поэтому я приезжаю сюда не ради денег, потому что в Соединённых Штатах или, может быть, в Японии есть бои, где предлагают больше денег. Я получаю удовольствие, приезжая сюда, даже без боёв. Это ситуация с двойным выигрышем для меня – я приезжаю сюда, чтобы драться, а я люблю драться, или чтобы провести мастер-класс, и я также приезжаю сюда, просто чтобы хорошо провести время со своими друзьями.

— Насколько я знаю, ты по образованию психолог. Тебе нравилось работать психологом?

— У меня диплом магистра психологии. Многие годы – 6 лет -  я работал с детьми, консультировал, я работал семейным консультантом, я работал с психически больными, людьми, которые находились в психбольницах, пытаясь помочь им в лечении. Это был хороший опыт, мне на самом деле это навилось, и мне часто этого не хватает, мне не хватает работы, которую я делал, пытаясь помочь людям.

— А у тебя есть желание вернуться к этой работе?

— Я не знаю, жизнь – странная штука, и это возможно. Когда я закончу драться, когда моё тело больше не сможет этого делать, не сможет больше тренироваться и соревноваться, есть и такая вероятность. Я хочу делать что-то для людей, я хочу быть каким-то образом вовлечён в область, которая полезна, поэтому это возможно.  

— Ты известен тем, что являешься анархистом. Что это значит для тебя?

— Я верю, что есть определенные вещи, которые правильны и неправильны, говоря о политике. Я думаю, что точно неправильно причинять кому-то увечья, убивать кого-то. Также, например, хорошо помогать тем, кто нуждается. Это законы Вселенной, это правда, которую мы все знаем, неважно из какой мы станы. И поэтому я верю в анархизм, потому что он превозносит свободу. У каждого есть свобода, все люди равны, все имеют равные возможности. Мне близки идеи солидарности, помощи друг другу, потому что все мы люди, мы должны помогать один другому. Знаете, свобода, помощь друг другу, и то, что мы все равны, потому что мы одинаковы, я думаю это законы Вселенной, и это то, что есть анархизм. И я думаю, что очень трудно кому-либо с этим спорить. Для меня это даже не политическая теория – это хорошо, то плохо - это как бы больше правила, по которым я бы хотел жить. Пытаться быть настолько добрыми к людям, насколько мы можем, пытаться получить настолько много возможностей и свободы, насколько мы можем, и помогать другим людям иметь такие же возможности, вот так, на самом деле.

— Я слышал, ты оказываешь помощь детям в Африке?

— Мы развиваем спортивный зал в Никарагуа. Это вторая по бедности страна в Западном полушарии, после Гаити. И дети там не могут ходить в школу, если у них нет на это денег. Это очень печальная ситуация. Когда вы приезжаете в Манагуа - это главный город, столица - то при подъезде к аэропорту лежат кучи мусора, просто горы, туда идёт весь городской мусор. А по этим горам лазают дети, ищут пластмассу или металлические банки, чтобы попытаться сдать их на переработку, получить немного денег. Это очень плохая ситуация, и у нас есть там школа, общественный центр, там также есть бейсбольное поле, мы пытаемся сделать центр с докторами добровольцами, для медицинской помощи

— Ты помогаешь деньгами или собственным участием?

— Участием, да, участием.

— А ты вообще богатый парень?

— Нет, я не богат. У меня три ребенка, один из них учится в университете, и у меня нет ничего, кроме моей машины, которой 9 лет. Кроме этого, у меня нет какой-то своей собственности, только одежда. У меня нет большого количества  вещей.

— У тебя есть хобби?

— На самом деле у меня нет времени для какого-то определённого хобби. Моё хобби – это мои дети. Моё хобби – это… ну, я не могу назвать это хобби, это моё свободное время, проведённое, будучи вовлеченным в демонстрации, в разговоры с людьми о политических вещах. Я, пытаюсь быть вовлеченным настолько, насколько это возможно, потому что я не настолько вовлечён, насколько мне бы этого хотелось.

Еще я пытаюсь проводить время со своими детьми, разговаривая с ними об их занятиях спортом, об учёбе в колледже, или с моей трёхлетней дочкой, проводя время с ней у бассейна или на ферме. Я всё время занят-занят-занят.

— Во время общения с тобой, у меня складывается впечатление, что ты знаешь русский язык. Так ли это?

— Я знаю очень мало русских слов. Я могу начать улавливать немного, когда люди ведут беседу, и я слышу знакомых несколько слов, я могу во многих случая понять, о чём идёт речь. Например, сейчас, когда ты задавал мне вопросы, до того, как их переводили, некоторые вопросы я уже заранее понимал. Но говорить самому – очень слабо.

— Какой бой тебе запомнился больше всего?

— Не могу назвать один бой. Это были бои с психологически сильными бойцами. К примеру, бой с  Чаком Лидделлом, он очень целеустремлённый. Фёдор очевидно очень решительный, психически устойчивый, сильный физически и психологически, он очень умён в тактике. Джош Барнетт – ещё один боец, с которым мне приходилось драться. Когда матч был очень близким, в середине боя он просто начал «Ааа, я выиграю, выиграю». Это был очень разочаровывающий бой для меня, потому что я не соответствовал тогда его уровню решительности и упорства. Это был очень полезный опыт. Эти бои больше всего выделяются у меня в памяти, я должен был в то время показать больше психической устойчивости.

— Ты никогда не был в настоящем нокауте, что тебе помогает держать удар?

— Я просто хочу выиграть и я боюсь. Мои чувства, когда меня бьют в бою, начинает кружиться голова или я начинаю проигрывать… я начинаю бояться, что проиграю. И это помогает быстро прийти в себя, собраться. Потому что я чувствую, что ООО, я не хочу проиграть или оказаться в плохом положении или проснуться, уже проиграв бой. Поэтому я пытаюсь вернуть самообладание, пытаюсь оказаться в более выгодной для себя ситуации.

— То есть держать удар помогает психология?

— Да, да. Мои психологические качества мне помогают. Это страх поражения, вот что это. Я не хочу проиграть.

— Помнишь, вчера я показывал тебе запись турнира по силе удара «Панчер». Что ты думаешь об этом турнире?

— Мне было очень интересно. Моему тренеру Поли тоже было очень интересно. Мы обсуждали идею подобного тренажера, еще до того, как я ты показывал мне тот турнир. Мы говорили о том, что было бы здорово иметь какие-то индикаторы того, насколько сильны твои удары, отличные от тех типа «о это был хороший удар», «а вот этот лучше», и ты как бы догадываешься, ты не знаешь точно. А здесь ты можешь видеть свою силу, и понимать какая техника лучше. Я думаю, это здорово, это отличные соревнования и не только чтобы на них посмотреть. Знаете, я это сравниваю с тем, как в начальные годы были соревнования борец против дзюдоиста, против боксера, против самбиста. И все они делали то, что умели, показывали все, что знали, и в результате ты видишь, кто лучший. Теперь у вас соревнования, и вы видите, как бьет боксер, кикбоксер, борец и, по-моему, последний парень был армреслер, который выиграл соревнования, что было очень удивительно для меня. Ведь он ударил намного сильнее, чем остальные. Это очень интересные состязания для того, чтобы посмотреть, какая техника создаст наибольшую силу удара.

— А у Вас в Америке есть подобные турниры?

— Нет, я не видел ничего подобного. Я видел такое в первый раз, это своего рода новая идея.