Александр Мичков: Ясно помню последний разговор с Вороновым

Один из тренеров Федора Емельяненко Александр Мичков рассказал в большом интервью о совместной работе с другим известным тренером Владимиром Вороновым. Напомним ,что Воронов ушел из жизни в прошлом году после осложнений от коронавируса.

— Когда смотришь ваши биографии, бросается в глаза, что Владимир Михайлович был младше вас на четыре года…

— Он был первый спортсмен в Старом Осколе, кого я увидел и с кем поговорил, когда приехал сюда тренировать. Он и Евгений Львов.

Я приехал в Старый Оскол после института по распределению. И знал, что зал бокса находится тут в девятом училище, но не знал, где именно. Зашел через центральный вход, стоят два парня, сразу видно, что спортивные. Женя Львов вообще был сильно похож на боксера: худой, высокий. Володя, понятно, был похож на борца. Я спросил: «Вы боксеры?» Они так: «А что это мы боксеры?»

— Ну ладно, вы спортсмены?

— Да, борцы.

И я у них спросил, где зал бокса. Они показали, мы пообщались пять минут и разошлись. Зал бокса был на первом этаже, зал дзюдо — в основном спортзале, и мы все равно встречались, пересекались, на улице после тренировки, до тренировки. Виделись. В общем, знали друг друга.

Потом вместе в лагере спортивном были. Я туда ездил как тренер со своими ребятами, а Володя уже в качестве спортсмена и помощника тренера, Николая Михайловича Белоусова, который с ним занимался.

Сдружились мы, уже когда стали Федора тренировать. Сначала как коллеги работали, но как-то подходили, что ли, друг другу. Разногласия редко были. Ссориться — мы вообще никогда не ссорились.

— Вы же с 14 лет на бокс пошли, но тренировались в Башкирии?

— Да раньше до 14 лет на бокс и не брали, только с этого возраста можно было заниматься. Я бокс на Олимпиаде увидел, понравилось, и стал мечтать им заниматься.

Выиграл турнир класса «А». Тогда это называлось всесоюзным турниром, должно было участвовать не меньше восьми республик Союза. За первое место присваивали звание мастера спорта СССР.

Выполнил мастера, подумал, что можно попробовать стать олимпийским чемпионом. Настроился, начал тренироваться, решил поступать в институт физкультуры. Отслужил в армии, поступил. На втором курсе у меня начал постоянно болеть желудок так, что уже не мог боксировать. Обратился к врачам, почти год меня лечили от гастрита, потом решили, что у меня язва. Потом положили в центральную волгоградскую больницу. Там был профессор, он посмотрел, говорит: «Да нет у него никакой язвы, и с желудком у него все в порядке. Просто грыжа пищеводного отверстия у диафрагмы». То есть диафрагма защемляла пищевод, и появлялись боли. А когда болит желудок и когда у тебя грыжа, уже особо не потренируешься.

У меня было свободное распределение, три варианта: Чебоксары, Оренбург и Старый Оскол. Я подошел к тренеру в Волгограде, он посоветовал Оскол. В других городах уже сидели монстры бокса, которые мне бы не дали высунуться, а Оскол — молодой перспективный город, несколько всесоюзных строек. У меня на тот момент уже было двое детей, а в Осколе был шанс быстрее получить квартиру.

— Помните, как Владимир Воронов привел к вам Федора Емельяненко?

— Нет, он не приводил Федора, Федя сам пришел. Владимир Михайлович ему просто сказал: «Есть такой тренер, Мичков Александр Васильевич, в девятом училище. Иди к нему и поговори». Меня он не предупреждал, Федора я лично тоже тогда не знал. Слышал, что есть такой классный спортсмен из Оскола, но в лицо даже ни разу не видел. Помню, что у меня одна группа закончила, другая разминается, я в тренерской сижу, зашел Федя, представился: «Я Федор Емельяненко, мастер спорта международного класса по самбо, решил заняться смешанными единоборствами (тогда еще боями без правил). Владимир Михайлович Воронов посоветовал вас как тренера, чтобы вы мне поставили ударную технику…»

Я тогда немного оторопел, честно сказал ему, что смутно представляю, что такое бои без правил. Он говорит: «Я вам принесу кассету, покажу». Говорю: «Ну хорошо, было бы здорово».

— До этого вы с Владимиром Михайловичем общались на уровне «привет-пока»? Как два тренера из одного небольшого города?

— Примерно так, да.

— Каким вам показался самбист Емельяненко на первой тренировке по боксу?

— Он, во-первых, к этому времени уже потренировался в Туле, и там ему ударную технику начали ставить. Понятие он имел. Во-вторых, у него классная координация движений была, все на лету схватывал. В-третьих, он был целеустремленным и мог повторять одно и то же движение сколько нужно. Например, я говорил, что над этим надо поработать, он становился перед зеркалом и делал, сколько нужно. Помню, что я быстро его начал ставить в пары, причем с ребятами, которые в боксе уже умели что-то делать.

— Вы сказали, что редко спорили с Владимиром Михайловичем. Сможете сказать, из-за чего это все-таки могло случиться?

— Придется прямо вспоминать… Например, когда шел второй этап подготовки, уже ближе к подводке, меня могло не устраивать, что есть большие паузы между раундами. В борьбе это в порядке вещей: пять минут отборолись и пять минут могла быть пауза. А у нас в боксе три минуты раунд и минута — отдых. Ни секундой больше.

— Из-за планов на бой не спорили?

— Нет, всегда вместе смотрели записи соперников и во время просмотра обсуждали и придумывали тактику. Не спорили. У нас вообще не было такой строгой линии, что ты должен делать это и только это.

Когда Федя стал драться в Японии, мы уже с Владимиром поговорили и поняли, что должны работать вместе. Если у Феди была борьба, я все равно приходил на тренировки и смотрел, пытался понять, где можно было ударку применить. И наоборот, когда были тренировки по боксу, Владимир Михайлович, если мог, старался прийти в «девятку», сидел, смотрел, вникал.

— А он сам хорошо бил?

— Он же занимался каратэ, поэтому удары ногами у него неплохо получались, а удары руками были чисто каратистские. Потом, со временем, когда начали на сборах вместе работать, он мог подойти что-то спросить по технике. Вообще, в Абакане он занимался вольной борьбой, а сюда приехал, здесь ее не было, и уже начал заниматься самбо и дзюдо.

— Помните, как вас позвали на первый бой в Японию?

— Помню, что Федя подошел, сказал: «Александр Васильевич, делайте загранпаспорт, у меня следующий бой в Японии через два месяца. Делайте и поедете как секундант. Вы и Владимир Михайлович».

— Поражение Федора от Вердума стало первым, когда вас тоже стали критиковать. Самый очевидный вопрос — Федор знал, как выходить из треугольника?

— Михалыч вообще старался много всего смотреть, в том числе и турниры по грэпплингу. Постоянно изучал, что-то пробовали. Насчет треугольника — ну мы же к Ногейре как-то готовились в 2003–2004-м, а он же тогда скольких треугольниками задушил? [До поражения от Федора Емельяненко Антонио Родриго Ногейра шел на серии из 13 побед, 4 были одержаны треугольниками.] Тогда Федор просто упустил момент, чуть-чуть недооценил.

— Когда Федор выступал в Японии, вы часто играли в карты в раздевалке. А во что играли?

— Чаще играли в тысячу. Когда времени было немного, могли в дурака поиграть. На сборах тоже часто играли и пацанов привлекали. С одной стороны, подкалывали друг друга, весело. А с другой — дурак же интересная игра, тут память нужна, надо запоминать, что у кого на руках осталось. Пробовать вычислить, кто и с чем к концу партии приходит. Михалыч в карты неплохо играл.

— Чем он еще увлекался за пределами спорта?

— Он же охотник был. Всегда ездил на открытие сезона, если было свободное время — сразу на охоту. Я не любитель, мне неинтересно было, рыбалка вообще кажется нудной, сидеть там, ждать пока клюнет. А он охотился, ему нравилось. Раньше он еще любил в футбол играть. У них была команда ветеранов из ребят, с кем тренировались вместе. Они постоянно собирались, пока болячки не накопились. За год до этого он еще играл в футбол, терпел. Но сходит, а потом рассказывает: «Колени болят, это болит, то болит». Он же килограммов 130 весил.

— Помните последний разговор?

— Я его как раз очень ясно запомнил. Он уезжал в Абакан в тот день, у него там сестра живет, много родственников, мама там его похоронена. У нас шла тренировка, начиналась разминка. Он в зал зашел, такой веселый, подошел к ковру, каждому руку пожал, что-то веселое сказал, у него всегда шутки-прибаутки.

Мы сидели на скамейке, разговаривали, прикалывались, он в таком хорошем настроении, на позитиве вышел из зала. Помахал рукой и ушел.

— Кто и как вам сказал про то, что случилось?

— Сначала мне написал Денис Курилов, сказал, что Михалыч лежит в реанимации. Сам я его родственников в Абакане не знал, только брата двоюродного, с которым он туда ездил, Василия Геннадьевича. Потом мне уже его племянник написал в WhatsApp. Тренеры, с которыми он там встречался, тоже стали писать.

Разговаривал с супругой, но она особо ничего не знала. И сам я ему сразу написал, как узнал, что он заболел. Он мне ответил. Несколько дней мы переписывались, потом пауза. Тишина. День или два прошло, я ему опять пишу, он не отвечает, потом — раз, и ответил. Думаю, ну, видимо, плохо было и полегчало. Ответил, затем опять пауза. И буквально еще через день после второй паузы я почему-то встал часа в четыре утра, просто так. И сообщение пришло. Открываю — эсэмэска: «Михалыч умер». Денис написал.

— О чем вы переписывались, пока он вам отвечал?

— Да на отвлеченные темы. Старался его отвлечь от заморочек этих. Какие-то приколы скидывал, шутки. Говорить мы не говорили, он лежал под ИВЛ, просто переписывались, и я его старался развлечь как мог.

— Все бойцы из команды Хабиба говорят, что в зале стало пусто после того, как не стало Абдулманапа Нурмагомедова. Как вы возвращались к тренировкам после смерти Владимира Михайловича?

— Мы вообще и не прекращали тренироваться. Только был один момент, когда у нас сразу двое с пневмонией слегли. Тогда разошлись по разным сторонам.

Но вообще тоскливо было. Тоскливо…

Я, например, даже сейчас иду по улице, вижу — фигура знакомая, и раз, екнет что-то. Или в зал к нам приходит один родитель ребенка, комплекцией похож. И тоже, бывает, на него взгляну и покажется — Михалыч.